Хиросима

Жизнь у Христа за пазухой, как и под капельницей,

скажем, в центральном японском госпитале,

гарантирует: любые рубцы затянутся,
шрамы уйдут под кожу,
дыхание станет ровным,

пока ходишь под холодным рассудком –

своим Господом.

Где-то у самой окраины города стоит Генеральный Штаб,

как в дальней части сознания, почти у виска,

красным светом воет отчаянно тихо

сирена, маленький маячок.

«Нужно больше любви.

Любыми средствами устранить недочет!»

Вечер обхватывает город руками тонкими.
Вводит в мой дом зачем-то знакомого
человека с немыслимым голосом,

действующим как голос Сталина

на солдата.
Приоритетная цель – не дать ему замолчать,

и этого не изменить никаким врачам,

никакой смерти и ни одной матери.
Истребитель беззвучно летит над темными крышами.

Бомба расшибает центральный госпиталь

под основание, и какое там ровно -

вообще никто не дышит.

Огонь забирает мою одежду, затем кожу.

(В голове замолкает сирена) –

Генеральный Штаб на окраине уничтожен,

без которого был бы самый обычный

мирный

ничтожный

город,

был бы самый простой человек.

Говорить о тебе не с тобой - все равно что

сохранять в себе состояние бомбы,

как тысячи граждан, после седьмого

августа не прожившие больше недели,

сколько бы добрых

Богов не придумано было ими.

Да простят меня жертвы взрыва,

смерти, обнаружившей своё имя,

Хиросимы,

но, как и они, я не хотела гореть

прямо так – заживо,

каждый раз попадая с тобой в один разговор.

Illustrations: (Gutikov)